Белые одежды - Страница 46

— Не понимаю... Вы, наверно, не так поняли, что я говорил.

— Да нет, все понял. Унесите их. Чтоб этот ваш... соратник не догадался, что вы их мне. Пусть лежат в шкафу. Я знаю все про эти семена. В марте высеете. А человека мы тихонько перетащим к себе. Человек загорелся. Пусть получает свой краденый результат. Он-то будет знать, как гибрид получен.

— Это же ваш...

— У меня их... — Иван Ильич махнул рукой на картотечный шкафик под стеной. — Хватит на три института. Человек дороже.

И они замолчали. Как бы вспомнив что-то, Стригалев вдруг опять уставил на гостя диковатый, отчаянно-веселый взгляд.

— Вы в микроскоп когда-нибудь смотрели?

Во взгляде Федора Ивановича появилась холодная благосклонность.

— В такой, как этот, нет.

— Давайте посмотрим в этот. У меня как раз есть хорошие препараты. Для вас специально подобрал.

— Вы знали, что я иду к вам?

— Знал, конечно. Даже ждал. Взгляните, взгляните...

Федор Иванович подсел к столу, склонился над микроскопом. Сначала в окуляре перед ним все было мутно, плавала какая-то мыльная вода, пронзенная ярким светом. Он повернул винт, и из яркого тумана выплыл к нему неровный кружок с черными чаинками, сгруппированными в центре.

— Я вижу... Здесь, по-моему, хромосомы... Хорошо окрашен препарат.

— Узнал-таки, — прогудел Стригалев.

— Тут так хорошо видно, что их можно сосчитать. Которая подковкой, которая с перехватом. Шесть, семь...

— Не трудитесь. Всех сорок восемь...

Стригалев куда-то гнул, что-то затеял. Федор Иванович оглянулся на него, задержался на миг и опять припал к окуляру.

— Чайку-то хотите?

— Чайку отчего не выпить. А что это за объект?

— Какой еще у меня может быть объект? Картошка. «Солянум туберозум». Теперь посмотрите это...

Стригалев цепкими длинными пальцами выхватил из-под объектива стеклышко и поставил другое. Федор Иванович опять увидел в окуляре пронзенную ярким светом клетку. Только в хромосомах произошла чуть заметная перемена. Они были здесь чуть меньше.

— Вроде хромосомы слегка похудели. Что это?

— Ага, заметили разницу... Это та же картошка, только препарат сделан при температуре плюс один градус. Это граница. Если понизить еще на градус, начнут распадаться.

— Понимаю...

— Нет, еще ничего не понимаете. Вот сюда теперь смотрите.

Иван Ильич опять мгновенно сменил стеклышко. И Федор Иванович увидел такую же клетку, только хромосомы здесь были похожи на мелкую охотничью дробь.

— Ого! Такого еще не видел. Что с ними случилось? — спросил он, загораясь новым интересом.

— Это другой объект. «Солянум веррукозум», дикарь. При той же температуре в один градус. Видите, хромосомы здесь сжались до шариков... Когда я их в холодильник. А были ведь как и те, первые. Теперь главный номер.

Стригалев щелкнул новым стеклышком. Опять ярко засияла клетка. И в центре Федор Иванович увидел хромосомы. Такие же, как у обычной картошки — подковки и палочки с перехватом. Но среди них теперь были разбросаны и круглые дробинки.

— А это какой объект?

— Посмотрите. Там наклеечка на стекле.

Федор Иванович мгновенно нашел эту наклеечку. И прочитал: «Майский цветок», «1Ш».

— Все загадки задаете... Почему здесь такая смесь?

— Вы что — никогда «Майский цветок» не изучали? Я думал, что его всесторонне и в обязательном порядке...

— Я вообще к микроскопу давно...

— Хоть помните, сколько в нем хромосом?

— Ну уж... Сорок восемь, как у всех картошек.

— Смотрите-ка, а правая рука академика что-то знает!

— Ладно, ладно. Почему здесь такая странная смесь?

— «Майский цветок» — сверхособый гибрид. Об этом ваш Касьян, его автор, еще не слышал. Этого я ему не сказал. Увидитесь — спросите. Видите — шарики? Это хромосомы папы. А папа — дикарь, «Солянум веррукозум», которого вы сейчас смотрели, перед этим...

— Но ведь этот дикарь не скрещивается!

— Ничего еще не понял! — зазвенел над ухом Федора Ивановича отчаянный крик Стригалева. И одновременно ударил его и сотряс страшный разряд догадки. Федор Иванович обеими руками отодвинул микроскоп. Повернулся, взъерошенный.

— Погодите отодвигать. Сейчас я еще стеклышко...

— Хватит стеклышек. Разговаривать пора. Вы что хотите сказать...

— Ничего не хочу, вы сами скажете.

— Выходит, «Цветок» — гибрид с этим дикарем?

— Правильно. А дикарь не скрещивается. Только если сделать из него немыслимый для вашей кухни полиплоид. Вот я его и сделал. Колхицином, колхицином! А этот узнал...

— Кто?

— Вот этот, — Стригалев зажал нос двумя пальцами и продудел: — Кассиан Дамианович!

— Так он у вас этот полиплоид...

— Если бы только! — Стригалев засмеялся, поморщился, и выбежал за печь. — Если бы только! — не то кричал он, не то плакал за печью, что-то глотая, наверно, свои сливки из бутылочки. — Если бы только, Федор Ива-анович! — Он появился, вытирая рукой губы. — У вашего бога руки не такие, чтобы картошку даже с готовым полиплоидом скрестить. Народный академик получил от меня готовый сорт!

Федор Иванович положил на предметный столик микроскопа препарат «Майского цветка» и приник к окуляру, крутя винт.

— Почему я сейчас не капитулирую? — настойчиво гудел над ним Стригалев. — Почему, как Посошков, не отрекаюсь от святыни? Вы же видите, я устал, болею, я бы так охотно сложил ручки. Черт с вами, пусть будет как вы хотите, все, что у меня получено, сделано по Лысенко да по Касьяну Рядно. Но, во-первых, это же касается не только меня. Это их усилит, и тогда они примутся за моих товарищей. Помните, как они нашего... Академика нашего в саратовскую тюрьму? Они пощады не знают. А во-вторых, если бы я и перевернулся вверх пуговками... Ведь вы же видите, я уже один раз это сделал! Я же отдал им лучшую свою работу! Я страшно усилил их!